Метамодернизм — термин, который привлек большое внимание за последние несколько лет как средство формулировки изменений, происходящих в современной культуре, которая, как принято считать (и наше поколение на интуитивном уровне это осознает), перешагнула состояние постмодернизма последних лет 20-го века. В результате множественных кризисов последних двух десятилетий (изменений климата, финансовых спадов, а также обострений глобальных конфликтов) мы стали свидетелями возникновения явного и общего желания к изменениям, к тому, что преждевременно было провозглашено «Концом истории».

Наше поколение взрослело в атмосфере 80-х и 90-х на Симпсонах и Южном парке, в которых ирония и цинизм культуры постмодернизма стали неотъемлемой установкой, проникшей в нас. Однако, несмотря или вопреки этому явлению, сильное желание понять смысл и созидательное поступательное движение (прогресс), а также экспрессию, привело к формированию современного состояния доминантной культуры.

Поскольку постмодернизм характеризовался такими чертами, как деконструкция, ирония, стилизация, релятивизм, нигилизм и отречение от общих концепций (с целью создания карикатуры), дискурс о сущности метамодернизма будет охватывать процесс возрождения искренности, надежды, романтизма, влечения и возврата к общим концепциям и универсальных истинам до тех пор, пока мы не лишимся всего того, что было усвоено нами в рамках культуры постмодернизма.

Таким образом, вместо ознаменования возврата к наивным идеологическим позициям модернизма, метамодернизм провозглашает, что наше время находится в состоянии колебания между аспектами культур модернизма и постмодернизма. Мы рассматриваем манифест метамодернизма в качестве сочетания просвещенной наивности, прагматического идеализма, умеренного фанатизма и колебаний между иронией и искренностью, конструкцией и деконструкцией, апатией и влечением, пытаясь достичь состояния превосходства (трансцендентности), как будто бы оно находилось в пределах нашей власти. Поколение метамодернизма осознает, что мы можем быть ироничными и искренними одновременно; одно необязательно должно притеснять другое.

Использование приставки «мета» берет свое происхождение из платоновского термина metaxis, описывающего колебание и одновременность между двумя абсолютно противоположными понятиями. Такое использование термина было предложено голландскими культурологами Тимотеусом Вермюленом и Робином ван дер Аккером в их совместном научном труде, опубликованном в 2010-м году, под названием «Заметки о Метадомернизме», породившем целый научно-исследовательский проект, одноименный веб-сайт, а также многочисленный ряд выставок и симпозиумов, на которых целый ряд международных академиков, поэтов, писателей и художников поддержали данную идею.

Согласно идеям Вермюлена и ван дер Аккера, свойство колебания метамодернизма не должно рассматриваться как некий баланс: «скорее, это маятник, раскачивающийся между 2,3,5,10, бесчисленными множествами полюсов. Каждый раз, когда энтузиазм метамодернизма качается в сторону фанатизма, серьезность направляет его обратно к иронии; в этот же момент ирония колеблется в сторону апатии, и тогда серьезность (равновесная сила[1]) движет ее обратно в сторону энтузиазма».

Чувствительность метамодернизма можно увидеть в фильмах Уэса Андерсона, Миранды Джулии, и Спайка Джонса; в музыкальных композициях групп Arcade Fire, Bill Calahan, и Future Islands; в телевизионных передачах Дэвида Фостера Уоллеса, Зэдди Смит, Роберто Болано; в поэзии Джасмин Дрим Вагнер, Софии Коллинз и квази-мистическом мультимедийном проекте NewHive offerings Мелиссы Бродер.

В визуальном искусстве мы видим переход от иллюзорных, абстрактных острот от YBA’s, или бессмысленно преувеличенных иронических безделушек Джеффа Кунса, к сцеплению с материальностью, влечением и возвышением, что мы можем увидеть в работах художников Олафура Элиассона, Питера Дойга, и Гвидо ван дер Верва.

Наш век — это век, в котором процветает спекулятивный образ мышления, раскрываемый в таких философских учениях, как спекулятивный реализм и объективно ориентированная онтология, и в таких движениях, как движение Occupy, Tea Party, а также восстаниях экстремистских политических фракций (к лучшему это или к худшему), процветающих благодаря сетевой культуре. Тем не менее, метамодернизм сам по себе не является философским или творческим движением до тех пор, пока он не определяет и не очерчивает закрытую систему мышления, или не диктует специфические эстетические ценности и методы. Данная речь не является манифестом, несмотря на то, что я как художник не мог устоять перед искушением представления его таковым, сравнив с моим манифестом 2011 года, одновременно определившим и поддержавшим дух метамодернизма; одновременно логически последовательным и абсурдным, серьезным и обреченным на провал, но все еще оптимистичным и полным надежд.

Метамодернизм не предлагает утопическое мировоззрение, вопреки тому, что он описывает атмосферу, в которой сильное желание утопий, несмотря на их бесполезную сущность, набирает силу. Таким образом, дискурс метамодернизма имеет скорее описательный, нежели предписывающий характер; включенные средства формулировки предстоящих изменений ассоциируются со структурой чувства, для которой терминологии постмодернистской критики стало недостаточно и будущее которой все еще требует построения.

Примечания:

1. Cлово gravity имеет значение серьёзности, а также равновесной силы. Здесь улавливается тонкая метафора и работает как физический термин, так и изначальный.